В рассказе Иоанна о распятии обращает на себя внимание одиночество Спасителя на кресте. Евангелист не...
В рассказе Иоанна о распятии обращает на себя внимание одиночество Спасителя на кресте. Евангелист не упоминает о стоящих поодаль апостолах, он вообще не описывает ничего, кроме самого креста и того, что происходит у его подножия, возможно, потому, что и сам он в это время стоял там (ст. 25 – 27; многие комментаторы полагают, что, упоминая не названного по имени ученика, Иоанн говорит о самом себе). Но Иоанн также ничего не говорит ни об обращении одного из распятых с Иисусом разбойников, ни о словах Спасителя, сказанных Им на кресте и упоминаемых другими евангелистами. Судя по свидетельству Иоанна, Иисус произнёс на кресте лишь два слова: «Жажду!» (ст. 28) и «Кончено!» (ст. 30). А ещё прежде двумя короткими фразами Он поручает друг другу Свою Мать и стоящего у креста ученика (вероятно, самого Иоанна) (ст. 26 – 27). Как видно, Иоанн выделяет в словах Спасителя, сказанных Им на кресте, то, что касается его самого и то, что кажется ему самым важным. По-видимому, в двух упомянутых им словах Иисуса евангелист видит смысл всего происходящего. Вероятно, описанная Иоанном картина была не просто воспоминанием о происходивших у креста событиях, а плодом многолетних размышлений над ними. Для евангелиста, как видно, «Кончено!» означало не просто факт завершения Спасителем Его земной миссии, хотя, вероятно, стоя у креста, апостол должен был воспринимать Его слова именно так. Но впоследствии, пережив встречу с Воскресшим и получив откровение, описанное им в Книге Откровения, Иоанн, по-видимому, понял, что Иисус говорил и о конце истории, о том конце времён, которого многие ждали и который очень немногие заметили. Иоанн не упоминает о знаках, о которых упоминают другие евангелисты — о буре, превратившей день в ночь, о землетрясении, о разорванной завесе Храма. Для него всё уместилось в одном слове: «Кончено!», - произнесённом Иисусом в момент Своей крестной смерти. Но было и ещё нечто, поразившее апостола. Иисус умирал на кресте, как самый обычный человек. Тот, кто во время Своего земного служения мог несколькими хлебами накормить тысячи, страдал от жажды, от самой обычной жажды, от которой страдал бы на Его месте каждый, и не мог ничего с этим поделать. Не мог не потому, что перестал быть Тем, Кем был рождён среди людей, а потому, что обычная человеческая смерть тоже была частью Его земного служения, такой же, как чудеса и явления Царства, невозможные в мире ни для кого, кроме Него. Иоанн не упоминает об обращённых к Иисусу издевательских призывах сойти с креста, о которых свидетельствуют другие евангелисты. Быть может, он и не слышал их, ведь он единственный из апостолов находился так близко к распятому Учителю, и ему, вполне вероятно, было не до стоявшей в сравнительном отдалении толпы. Но он, несомненно, понял главное: всё происходящее стало возможным лишь по доброй воле Спасителя мира, Который согласился на всё ради тех, кого Он хотел спасти. Такова была цена спасения и цена Царства.
