Новость дня на 22 Декабря 2021

Нередко от верующих, равно, впрочем, как и от неверующих, приходится слышать нечто вроде того, что, мол, главная проблема человека заключается в том, что он не может встретиться с Богом или со Христом лично. А вот если бы каждый увидел своими глазами, то неверующих бы не осталось, все бы поверили. Но вот ситуация Тайной Вечери. Иуда, который не только видит Христа лицом к лицу, но и преломляет с Ним хлеб. Куда уж ближе и яснее. А он между тем вовсе не меняется. Не начинает доверять Учителю больше, чем прежде. И уж точно ни в чём не раскаивается. Наоборот, он идёт и делает то, что собирался сделать. И, как ни странно, Иисус говорит ему, чтобы он делал это скорее. Что это: желание побыстрее расставить точки над i? Может быть.

Но возможно и иное: Иуде даётся последний шанс. Иисус, конечно, прекрасно понимал, что собирался сделать Иуда: Он ведь видит человеческое сердце насквозь, как видит его Бог. Замысел Иуды для Него не был тайной, как для Его учеников. Но Иисус понимает и другое: шанс на раскаяние и обращение у человека остаётся до самого конца. Встреча с Богом лицом к лицу, конечно, сама по себе не гарантирует благополучного исхода. Так же, как общение с Иисусом за одним столом и преломление хлеба с Ним не привело к благополучному исходу Иуду. Но такая встреча может оказаться моментом принятия решения. А уж каким оно будет — зависит от выбора самого человека. Встреча с Богом лишь оформляет этот выбор, делает его видимым и осознанным для самого человека.

И тогда у человека появляется новый шанс на раскаяние и обращение. Конечно, нет никаких гарантий того, что человек им воспользуется. В духовной жизни гарантий вообще не бывает. Но если шанс есть, его нельзя у человека отбирать. И Иисус оставляет Иуде этот последний шанс. Он говорит ему: действуй. Делай то, что задумал. Тут, конечно, не одобрение предательства. Тут скорее толчок, выводящий человека из оцепенения. Раз собрался — делай.

Такие слова обычно выводят человека из духовного оцепенения и нерешительности. И он начинает действовать. А тогда появляется и шанс на то, что человек передумает. Изменит своё решение, пусть даже в последний момент. Иуда ведь всё же раскаялся, он прямо сказал первосвященнику, что предал невинного. Правда, сказал слишком поздно, тогда, когда всё уже было сделано. Решение оказалось запоздалым, а раскаяние — неполным. Эта неполнота и привела Иуду к самоубийству. Но свой последний шанс он получил. И использовал так, как захотел и смог.

Сегодняшнее чтение позволяет нам глубже понять природу Царства и его отличие от нашего, ещё не преображённого, мира. Речь идёт о словах Иисуса, сказанных Им во время Тайной Вечери и называемых обычно «заповедью любви» (ст. 34 – 35). На первый взгляд, слова эти кажутся несколько странными. В самом деле, что нового могли бы увидеть апостолы в призыве к взаимной любви? Ведь о необходимости любви к ближнему немало говорится и в Ветхом Завете, и в писаниях учёных раввинов, и в поучениях учителей Торы. И всё же было в словах Иисуса нечто такое, о чём до Него не говорил никто. Не случайно призыв к взаимной любви звучит сразу же после слов Иисуса о славе, которой Отец прославляется в Сыне, а Сын в Отце (ст. 31 – 32). «Славой» здесь, очевидно, называется присутствие Божие, сопровождавшее еврейский народ на всём протяжении его истории, начиная с Исхода, и пребывавшее вначале в Скинии, а затем в Храме. Неудивительно, что и Царство пронизано этим присутствием. Но в наш преображающийся мир Царство должны были нести ученики Иисуса, эта задача была доверена апостолам и тем, кто станет их последователями (Ин. 17 : 18 – 21). А узнать учеников Иисуса, как видно, проще всего по тем проявлениям любви, которые и есть признаки Царства, принесённого в мир Спасителем. Конечно, такие проявления любви были известны в мире и до пришествия Христова. В библейском понимании любовь — это, прежде всего, не эмоции, а отношение. И любит не тот, кто восхищается или восторгается любимым, и, уж конечно, не тот, кто любимому льстит, а тот, кто желает ему добра (разумеется, не на словах, а на деле). Но в Царстве любовь становится уже чем-то большим простого отношения. Любое отношение предполагает взаимодействие с тем, с кем оно устанавливается, а взаимодействие возможно лишь внутри определённой среды, которая становится его проводником. В нашем, ещё не до конца преображённом, мире такой средой оказывается среда психическая, связанная с проявлениями нашей душевной жизни, не выходящими за рамки существующего порядка вещей. Так называемая земная любовь — это лишь отблески Царства, проникающие в поражённый злом и грехом мир. А Иисус говорит о такой любви, которую можно считать явлением самого Царства, о любви, которая образует, так сказать, саму субстанцию Царства. Человек на такую любовь не способен, её можно обрести лишь как дар, переданный Спасителем от Отца. Но человек может стать носителем такой любви в мире, ожидающем преображения и обновления, и, как видно, именно к этому призывает Иисус Своих учеников. Он призывает их принять Царство, войти в него, поселиться в нём и, живя в Царстве, нести его с собой и являть миру. И в этом — главная и единственная задача Церкви. Всё остальное — лишь средство её осуществления.

Христос объявил, что один из учеников предаст Его, и все забеспокоились, кто бы это мог быть. И если другие евангелисты отмечают смиренную самокритичность учеников, спрашивавших: «не я ли?» (Мк. 14:19), то Иоанн обращает внимание на то, что при этих словах ученики озирались друг на друга. Здесь нет противоречия: реакция на подобное сообщение не может быть не двуединой. Вот только если самокритичный взгляд на себя и возможные собственные слабости может стать плодотворным, то подозрительность и самовозвеличивание по принципу «кто угодно, только не я» — вряд ли, что и предстояло испытать Петру.

Многие полагают, что кусок, поданный Иуде, был Хлебом Тела Христа, но этот Хлеб приняли все ученики, так что непонятно, почему именно им мог быть отмечен предатель. Но Иоанн отмечает, что Иисус подал Иуде хлеб, обмакнув кусок, а по тому, как в древности сервировался стол, мы знаем, что хлеб окунался в соляной раствор. (Кстати, в славянском переводе здесь прямо присутствует «солило»). Соль была символом верности, её совместное вкушение означало заключение нерасторжимого дружественного договора. Следовательно, протянув кусок, Христос предложил Иуде возобновить дружбу и предоставил возможность отказаться от предательского замысла.

Иуда мог бы и не принимать хлеб и соль, но он принял, не оставляя замысла, то есть моментально совершил клятвопреступление. Поэтому после сего куска и вошёл в него сатана, ранее внушивший замысел, но тогда ещё не овладевший сердцем Иуды окончательно. Отвергнув последний шанс на примирение, Иуда уходит в ночь. И это не только физическая ночь, но и торжество той тьмы, носителем которой он теперь стал.