Новость дня на 29 Октября 2016

Сегодняшнее чтение представляет собой короткое, но насыщенное описание проповеди Иисуса в его родной Галилее, где Он, как видно, нередко проповедовал не только в домах и синагогах, но и на открытом воздухе (ст. 13; под «морем» здесь подразумевается не Средиземное море, а Генисаретское озеро). Нередко в одном с Ним доме и за одним столом оказывались люди, чья репутация в обществе верующих была не слишком хороша (ст. 15).

«Мытарями» называют в Евангелиях сборщиков налогов (податей), наподобие упомянутого в отрывке Левия Алфеева (ст. 14). В еврейском обществе их считали предателями, ведь они собирали налоги в казну Римской империи, под властью которой находилась в это время Палестина, и многие смотрели на них, как на пособников оккупационных властей. Неудивительно, что таким уважаемым среди верующих людям, как книжники и фарисеи, подобное соседство не очень-то нравилось (ст. 16).

«Фарисеями» называют в Евангелиях членов особых религиозных братств, существовавших в это время при синагогах. Это была наиболее активная часть Синагоги, фарисеи много времени уделяли проповеди (не только среди евреев, но нередко и среди язычников), благотворительности, религиозному образованию. Они не без оснований считали себя ядром синагогальной общины, и соседство с людьми, которые с этой точки зрения ничего из себя не представляли, с людьми, известными своим очевидно неправедным образом жизни, конечно, должно было их коробить. К тому же они не считали таких людей достойными общения с таким Учителем, как Иисус, а для Него считали зазорным садиться с ними за один стол.

Что же касается Самого Иисуса, то Он, напротив, считает таких людей заслуживающими не отторжения, а помощи: ведь каждый их них может раскаяться в своих грехах и обратиться к Богу (ст. 17). И к религиозной жизни Он относится не так формально, как многие религиозные люди в то время: и пост, и суббота для Него не самоцель, а средство для того, чтобы установить отношения с Богом, столь необходимые человеку, который всегда остаётся главной целью (ст. 27–28). Такая позиция, конечно, неизбежно должна была привести к конфликту с религиозными формалистами, для которых никакие отступления от установившихся норм и правил неприемлемы по определению, так что образ нового вина, вливаемого в старый бурдюк (мехи) (ст. 22), едва ли мог вызвать у них что-нибудь, кроме раздражения.

Общаясь с фарисеями, которые, считая себя хранителями традиции, были поборниками строго соблюдения всех религиозных норм и правил, Иисус постоянно возвращает их к подлинному, изначальному смыслу этих норм. То же касается и поста.

В самом деле, изначальный смысл поста в семитском мире, а значит, и у евреев, сводился к трауру, будь то траур по умершему родственнику или траур, связанный с каким-нибудь трагическим событием общенационального масштаба. Позже, уже в послепленный период, в иудаизме пост стал ещё и знаком раскаяния в своих личных грехах. А ещё позже он превратился в некий благочестивый религиозный обычай.

Конечно, формально связь поста с покаянием сохранялась и в евангельские времена, но она в это время была уже именно и по преимуществу формальной: для поста были установлены особые дни (их было два на протяжении недели), и поститься фактически должен был каждый, если только он не хотел прослыть нечестивцем и нарушителем религиозных традиций.

Иисус же, как видно, возвращает посту его изначальный смысл: поститься можно и нужно тогда, когда Бог оставляет, а Царство отдаляется. Для жителей же Царства, когда они ощущают его жизнь в полноте, о посте не может быть и речи, и дело тут не в благочестии или нечестии, а в том, что в этом случае пост просто теряет свой настоящий смысл. Остаётся лишь внешняя, чисто религиозная формальность, по сути не имеющая отношения к духовной жизни.

Но религиозные формальности в Царстве не нужны: сами по себе они духовно бесплодны, а жизнь Царства в них не вмещается, так же, как не вмещается молодое вино в старый бурдюк: вино бродит, и ветхий бурдюк не выдерживает. Жизнь Царства найдёт себе на земле, в преображающемся мире новые формы взамен старых, и ничего трагичного в этом нет: ведь и традиция имеет смысл лишь как выражение и воплощение духовной жизни и духовного опыта. И пост тоже уместен в своём месте и в своё время.

Конечно, в преображающемся, но ещё не преображённом до конца мире у жителей Царства будут не только радости, но и горести. Всему своё время, в том числе и посту. Главное — чтобы пост не превращался в пустую формальность. Так же, как и все другие религиозные традиции.

В сегодняшнем отрывке можно выделить три эпизода: призвание Левия Алфеева, разговор с учениками фарисеев и Иоанна Крестителя о посте и разговор с фарисеями о соблюдении субботы. Во всех трех эпизодах показан нарастающий конфликт между Иисусом и фарисеями. Фарисеи не могут принять той новизны в отношениях с Богом и людьми, которую им предлагает Христос. В их представлении главное — буква закона. Они осуждают Иисуса за то, что Он общается с мытарями, сборщиками налогов в пользу Рима. Таких людей считали изменниками и большими грешниками. Для благочестивого человека считалось недопустимым сидеть с ними за одним столом. Но для Христа оказывается важным другое — жажда спасения, заставляющая многих мытарей и грешников следовать за Ним. Левий оставляет свое доходное место и тотчас идет за Иисусом.

Непонятно для фарисеев и отношение Иисуса к посту. Пост — аскетическое средство, к которому прибегали аскеты с давних времен в надежде приблизиться к Богу. Но ученики Христа не могут поститься: ведь Тот, к Кому они стремятся, уже с ними. Время поста наступит, когда Христа не будет рядом. Непонимание фарисеев Христос сравнивает с тем, как старая ткань не может быть зашита заплатой из новой, а старые, непрочные мехи для вина не могут удержать вина молодого. Чтобы воспринять те новые отношения, которые предлагает Иисус, нужно обновиться самим.

Так, Христос ставит ветхозаветный закон о субботе не над человеком, но на служение человеку. Для Бога человек важнее. Суббота сама по себе не имеет ценности, но установлена для человека. Христос, Бог, ставший человеком, «Господин субботы» утверждает первенство человека перед буквой закона, заменяя ее отношениями любви и веры.