Мысли вслух на26 Октября 2025

Описывая открывающийся ему в видении Иерусалим, Исайя говорит о нём так, что порой непросто понять, о каком городе и о какой реальности идёт речь. Незаходящее солнце, нескрывающаяся луна, Божий свет, освещающий вполне, казалось бы, земной город — что это? Небо или земля? Наверное, проще всего было бы ответить: небо. Но будет ли такой ответ правильным? Само разделение мира на «небесное» и «земное» — отвечает ли Божьему замыслу?

Вспомним первый день творения: там нет ещё никакого разделения на «земное» и «небесное». Оно появится позже, на второй день. А в первый день есть лишь одно разделение: на свет и тьму. И есть мир, пронизанный Божьим светом, светом Его присутствия. Да, конечно, впоследствии это единство, эта цельность мироздания была нарушена. И произошло это ещё до падения человека, уже на второй день творения.

Бог никогда не считал такое положение дел нормой. Восстановление целостности мироздания входило в план Божий с самого момента его разделения. И человек должен был играть свою роль в решении этой задачи. Конечно, грехопадение многое изменило. После падения для человека актуальным стало не столько восстановление целостности мироздания, сколько преодоление последствий той катастрофы, которая исказила и извратила его собственную жизнь. Но, посылая в мир Мессию, Бог имеет в виду обе задачи.

Мессия должен принести в мир Царство Божье — и вместе с тем открыть человеку возможность, приобщаясь к жизни этого Царства, восстановить цельность и полноту собственной жизни. А Царство включает в себя не только «небо», но и «землю». Оно не предполагает раздвоения мироздания. Мир снова должен стать цельным, как в первый день творения. Цельным — и преображённым. Таким и видит Иерусалим Исайя. Он открывается ему как часть того Царства, о котором свидетельствовал пророк. Царства, где новое небо встречается с новой землёй.

Среди рассказанных Спасителем притч о Царстве притча о сеятеле, притча о слове, которое Бог сеет в человеческом сердце, занимает особое место. Царство и слово — как они связаны? Как слово, входящее в человеческое сердце, связано со Словом? Слово с большой буквы воплощается во Христе. А слово Божье с маленькой буквы? Как оно входит в сердце человека? Какое оно, это слово? Слово, которым Бог творит мир. Слово, которое слышат пророки. Слово, которое, как говорит гимнограф, не возвращается к Богу неисполненным. Оно, оказывается, даётся каждому. Сеется, как семена в поле, щедрой рукой. Вот только принимают его далеко не всегда так, как принимает семена хорошо подготовленная почва.

Оно и понятно: слово — это ведь не просто однажды данное откровение. Это инструмент действия Божьего, который Бог использует для того, чтобы изменить человека. Приготовить его к полноте богообщения. К жизни в Царстве. А человек далеко не всегда этого хочет. По самым разным причинам. Иногда просто потому, что ему некогда. Если Божье слово для человека не главное, если Бог для него где-то рядом с той дорогой, по которой человек идёт, слово Божье никогда не станет в его сердце орудием действия Божия. Но если и станет, это ещё не всё.

Духовная жизнь — это ведь не на день, не на месяц, не на год. Это навсегда. И если у человека сегодня есть время «на духовность», а завтра нет, значит, его «духовность» и впрямь впору брать в кавычки. Ну и, конечно, стойкость во время испытаний. Человек, желающий праведной жизни, жизни с Богом, во все времена был врагом тому злу, в котором лежит падший мир. А христианин враг ему вдвойне: ведь он не просто сам не принимает этого зла, он ещё и несёт в мир Царство, которое уничтожает зло беспощадно, не оставляя ему места в творении.

Неудивительно, что если мир сей вообще ненавидит праведников, то праведников-христиан он ненавидит вдвойне. И всё же гонения сами по себе не так страшны, как то повседневное органическое неприятие духовной жизни, которым отличается падший мир. Гонения духовно мобилизуют, их отсутствие — расслабляет. И лишь преодолев то и другое, можно начать нормальную духовную жизнь. Со словом в сердце, которое отражает то самое Слово, что воплотилось во Христе. И которое, если дать ему изменить своё сердце, сделает его способным вместить жизнь Царства во всей доступной для человека полноте.

Притча о мытаре и фарисее была рассказана тем, «которые уверены были о себе, что они праведны, уничижали других». И правда, как же можно быть праведным, уничижая других людей? Никак. Зато можно просто чего-то в себе не видеть...

Фарисей благодарит Бога. И кто знает, чего больше в этой молитве – бахвальства и гордости за себя любимого или искренней благодарности Богу за то, что Он дает силы на исполнение заповедей, за то, что сам фарисей родился в нормальной семье, а не в семье каких-нибудь грабителей? Но в молитве он осуждает не только грех, но и грешника, как бы приподнимаясь за счет другого. А ведь когда мы осуждаем, одним человеком меньше становится среди тех людей, которые допускают возможность исправления человека.

Господь призывает оставлять открытым путь к покаянию и милости Божией. А мы – нет. Не говоря уже о том, что через нас Господь уже не может никому помочь — ни нам самим ни людям, рядом с нами.