Мысли вслух на Иов 36:1-33
Обращаясь к Иову, Элиу слагает гимн величию и мудрости Бога (ст. 22 – 33). С такими словами, без сомнения, согласился бы и сам Иов, и его друзья. Но Элиу не ограничивается лишь прославлением премудрости Творца, проявляющейся в творении. Он прямо говорит о том, что целью его речи является то, что современные богословы называют теодицеей, оправданием Бога (ст. 2 – 4). Главной задачей такого оправдания было объяснить, откуда в мире берётся зло и почему нередко оказывается так, что тем, кто готов следовать воле Божией, в этом мире живётся хуже тех, кто с Богом не считается вообще. Теория Элиу проста: Бог всегда поддерживает праведника, а если всё же с праведником случается беда, то это не что иное, как попытка Бога вразумить его тогда, когда по каким-то причинам праведник вдруг впадает в грех (ст. 5 – 12).
Для Элиу такое объяснение, как видно, оказывается единственно возможным, что и не удивительно: ведь только такая позиция заведомо исключает всякий протест, не требуя при этом от человека лишь формального повиновения или принятия над собой власти тупой, безразличной к человеку силы. Если же человек отвергает вразумление Божие, то он в глазах Элиу становится лицемером, который едва ли не хуже откровенного нечестивца (ст. 13 – 15). И потому Элиу призывает Иова не вставать на позицию лицемера, не предпочитать нечестие страданию (ст. 16 – 21). Выдвигая такие аргументы, Элиу оказывается, в известном смысле, непоследователен: ведь если Богу нет дела до праведности или греховности человека, как утверждал недавно сам Элиу, зачем бы стал Он кого-то наставлять или вразумлять? Но, как видно, сердце Элиу было мудрее его разума. Он понимал, что Бог, творящий нечто бессмысленное и бесчеловечное, — не Бог, а чудовище, и сердце его, как видно, восставало против такого Бога не меньше, чем сердце Иова, которого Элиу хотел убедить в правоте Божией. И потому Элиу пытается найти смысл в действиях Бога, хотя всё, сказанное им о Боге прежде, не давало на это никакой надежды.
Ключом в поисках смысла оказывалось для Элиу смирение, как он его понимал. Не случайно в своей речи Элиу называет праведника «бедняком» (ст. 15): уже в допленной гимнографии, отражённой в Книге Псалмов, бедняки Господни стали живым примером смирения. Но это было подлинное смирение, полное предание себя в волю Божию, без которого не может быть нормальной, полноценной духовной жизни. Элиу же, сам того не замечая, подменял истинное смирение ложным. Ведь он говорит не о смирении перед Богом, Который ведёт человека за Собой, открывая ему путь праведности, а о Боге, Которому до отдельного человека вообще нет дела, для Которого все люди на одно лицо, так, что и их праведность, и их грехи Ему безразличны. В таком случае смириться означало уже не предать себя в волю Божию, а склониться перед лицом грубой и совершенно равнодушной к человеку силы, за которой Бог скрывается, как за завесой. От подлинного смирения такая позиция, конечно, очень далека. Но она позволяла хоть как-то осмыслить то, что казалось Элиу промыслом Божиим. И это своё осмысление он, как видно, предлагает Иову от лица Божия в ответ на задаваемые Иовом Богу вопросы.