Мысли вслух на Лк 9:37-43
Очень часто от людей образованных приходится слышать о том, что гнев Божий, так, как он описан в Пятикнижии Моисеевом, - это некоторый антропоморфизм: Бог не может быть одержим такими разрушительными страстями как гнев, ведь Он – Высшее Благо. Именно таким перед нами предстает Бог схоластов - бесстрастное абсолютное Благо и милосердие. Но таков ли «Бог Авраама, Исаака и Иакова, а не Бог схоластов и ученых» (Б. Паскаль)? Может быть, действительно, просто антропоморфизм - свидетельство несовершенства (хотя и истинности) веры иудеев ветхозаветного периода?
Но обратимся к сегодняшнему фрагменту. Вот Господь предстает перед отцом больного мальчика, учениками, собравшимися любопытными и перед нами и уже явно испытывает некоторый гнев. Пусть это уже не столь катастрофично, как в Ветхом Завете, но если посмотреть на это, соотнося (как бы делая аффинное преобразование) масштабы, то что мы увидим? «Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами и буду терпеть вас?». Что это как не гнев, не раздражение? Нам могут сказать: «Да, но Иисус обладал и всецело человеческой, и всецело божественной природой - поэтому-то тут и нельзя говорить об антропоморфизме, само рассуждение теряет силу». Но где соединялась в нем божественная и человеческая природа? Где это место сочленения, если можно так сказать?
Первая мысль - что выявить это невозможно, это соединение непостижимо. Но нам кажется, все-таки, что при всей непостижимости нечто все-таки можно сказать - ведь одно из важнейших утверждений нашей веры в том, что, принимая человеческую природу, Господь принял в ней все, кроме греха. Но что есть грех, как мы можем «локализовать» грех? Сам Господь говорит нам об этом: «…ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф 15:19). Итак, источником греха является сердце. Но, кроме того, в сердце зарождается и любовь, и гнев, и все наши эмоции. Итак, если грех зарождается в сердце, а Господь наш принял человеческую природу, кроме греха, то именно сердце Его – это то место, где божественное сочленялось в Нем с человеческим (сердце или душа - в данном случае синонимы, своего рода медиатор тела и духа). Неудивительно, что именно это место мы выявили как «место сочленения»; и сегодняшние эмоции Господа, кажется, очень хорошо свидетельствуют об этом: Его сердце было чисто, Его гнев был совершенно любовен; но вот форма человеческой души Его («форма» в аристотелевском смысле) была наполнена божественным содержанием. И, действительно, все рассуждения об антропоморфизме теряют силу, ибо этому нет ничего подобного.