Мысли вслух на Екк 4:1-17
В конце третьей главы Экклезиаст говорит о смерти как об участи, общей для человека и скота. Смерть – слишком важная вещь, чтобы не подвергнуть ее внимательному рассмотрению. И Экклезиаст делает это, исходя из свойственных библейскому миру представлений о посмертной участи человека.
О том, что «происходит» после смерти человека, библейские авторы говорят скупо и разноречиво. Представление о посмертной участи человека развивалось в ходе истории, и откровение Бога в этом развитии интерферировало с собственными представлениями людей. Не менее важно, что самое существенное в этом откровении оставалось вне осмысления. В народе Божьем бытовало свойственное многим соседним с ним народам представление о загробном мире как о мрачном и безжизненном месте, где ничего не происходит. Этот «склад» человеческих душ библейские авторы называют «Шеол», а русская Библия вслед за греческим переводом использует греческий по своему происхождению термин «ад». О Шеоле известно лишь, что в нем нет жизни и что из него нет возврата. Однако библейские авторы твердо верили, что Бог (и только Он один) может вывести человека из Шеола. Начиная с 8-го века до Р.Х. библейские авторы пытаются выразить откровение о том, что Бог может спасти из Шеола всего человека – и его душу, и его тело. В первой половине 6-го века до Р.Х. пророк Иезекииль говорит о воскресении мертвых как об участи, уготованной тем, кто верит Богу и стремится к Нему.
Однако Экклезиаст (и это совершенно поразительно), как будто, не знает пророчества Иезекииля. Скорее всего, как и большинство израильтян посте-пленной эпохи, он воспринимает его как красивый образ, описывающий восстановление Иерусалима и Храма после разрушения – и ничего более. Возможно, мысль о воскресении мертвых просто не вмещается в сознание людей до Воскресения Христова. Так или иначе, для Экклезиаста не существует категорий посмертного бытия и воздаяния – во всяком случае, его мысль ими не пользуется. Эллинистическое представление о рае и аде ему также чуждо. Размышляя о смерти, он обращает внимание на совсем иные вещи. В жизни он видит признаки умирания – страдание, одиночество и непрочность. Смерть и погружение в Шеол делают их совершенно бессмысленными и нестерпимыми. Как всепроникающий яд, они настолько отравляют жизнь, что участь нерожденного, не видевшего зла, кажется Экклезиасту лучше участи умершего и, тем более, живого.
Но важнее всего, быть может, слово «утешитель», которое Экклезиаст дважды использует в начале главы. Думая о бессмысленности страданий перед лицом смерти и Шеола, он ищет не воздаяния в загробной жизни. Напротив, его сердце говорит ему о нужде человека в Том, Кто утешит его.