Мысли вслух на Лк 1:1-25
Евангелие от Луки начинается не так, как другие евангелия. Обычно евангельское повествование начинается с описания событий, так или иначе связанных с самим Иисусом; Лука же начинает свой рассказ с описания чудесного зачатия Иоанна Крестителя. Конечно, Иоанн Креститель сыграет свою, чрезвычайно важную и совершенно уникальную, роль в евангельских событиях. И всё же никто из евангелистов не уделяет ему столько внимания, сколько Лука. Обычно евангелия описывают уже Иоанна-проповедника, который появляется как бы из ниоткуда, как будто он и родился в той пустыне, где прозвучала его проповедь.
Лука, как видно, хочет вписать этот таинственный образ в ту реальную историю, частью которой была деятельность Иоанна. Но он отнюдь не отрицает в происходящем чуда: зачатие Иоанна и его рождение были, несомненно, связаны с непосредственным вмешательством Бога в события, происходившие в Иерусалиме, в семье священника по имени Захария (ст. 5–20). Здесь перед нами ситуация, не раз описанная в Ветхом Завете: у бездетной супружеской пары ребёнок рождается тогда, когда естественным образом он, совершенно очевидно, появиться на свет уже не может.
Неудивительно, что рождение такого ребёнка воспринималось как чудо, как прямое действие Божие, Который в данном случае делает если не прямо невозможное, то, во всяком случае, почти невероятное событие реальным. И, конечно, как всякое чудо Божие, чудо рождения Иоанна во многом для нас остаётся тайной, такой же, как, к примеру, тайна рождения Исаака. Но эта тайна не имеет ничего общего с той таинственностью, которой окружала людская молва фигуру Иоанна, когда он вышел на проповедь.
Возможно, Лука именно потому и начинает своё Евангелие с рассказа о чудесном рождении Иоанна, что в те времена, когда он его писал, появилось уже слишком много легенд и об Иоанне, и, быть может, даже о Самом Иисусе (ст. 1–4). Впоследствии эти легенды, порождённые бурной восточной фантазией, стали основой апокрифической литературы, где образ Христа принимал нередко совершенно фантастические черты, а чудеса обретали химерические формы. Лука же даёт нам почувствовать дыхание подлинного чуда, которому всегда есть место в мире, чуда близкого и вместе с тем не перестающего быть тайной. Как и само Царство.