Мысли вслух на Иер 4:1-31
Сегодняшнее чтение ставит нас перед одной из самых удивительных загадок пророческого видения истории вообще и исторических катаклизмов, в частности. С одной стороны, пророк призывает своих соотечественников к обращению и изменению всей жизни, обещая, что в таком случае им не придётся скитаться по земле, как изгнанникам (ст. 1–4). Но, с другой стороны, он говорит о грядущей войне и о разорении страны как о деле решённом (ст. 5–9). Столь противоречивое по смыслу откровение, как видно, вызывает недоумение даже у самого Иеремии (ст. 10). Но Бог не разрешает его недоумения: Он лишь предупреждает о близости нависшей над страной опасности (ст. 11–12), а пророк, как видно, связывает последнюю надежду на возможное избавление от неё с раскаянием и обращением народа (ст. 13 – 14).
Бог подтверждает правильность понимания Иеремии, говоря, что зло обрушивается на страну из-за греховности народа (ст. 15–17). В конечном счёте пророку откроется, что надвигающаяся на страну катастрофа и приведёт к тому рассеянию народа Божия по миру, о котором говорил ещё Исайя Иерусалимский, связывая с ним выделение мессианского остатка (Ис 10:20–23; Иер 50:17–20).
Исайя, очевидно, связывал это рассеяние с нашествием ассирийцев; Иеремия связывает его с нашествием вавилонян. Это расхождение вызывает закономерный вопрос: не связаны ли такого рода пророчества с теми апокалиптическими настроениями, которые сопутствуют всякому смутному времени? А если нет, то чем объяснить столь значительное расхождение в сроках? Означает ли оно, что Исайя ошибался, говоря о рассеянии тогда, когда до разгрома Иудеи и Иерусалима оставалось ещё более столетия?
Ответом на заданный вопрос, по-видимому, и является откровение, полученное Иеремией, которому Бог говорит одновременно и о возможности мира в случае обращения народа к Нему, и о неизбежности войны, обусловленной грехами народа. По-видимому, у Бога нет никаких предопределённых сроков относительно ожидающей народ катастрофы. Вполне возможно, что, если бы Израиль хранил безусловную верность своему Богу, никакой катастрофы могло бы вообще не быть, а мессианским остатком стал бы весь народ. Но реальная история, увы, сложилась иначе, и потому стали неизбежными и национальная катастрофа, и выделение остатка.
Но даже при таком отнюдь не оптимальном развитии событий всё же остаются варианты и по срокам, и по масштабам катастрофы. В принципе эпоха плена действительно вполне могла бы начаться для народа Божия ещё во времена ассирийского нашествия, если бы народ не обратился к Богу и не раскаялся в совершённых грехах, а правивший тогда в Иерусалиме царь Езекия не предал бы всё в руку Божию (Ис 37:14–20), и историкам тогда пришлось бы говорить не о Вавилонском плене, а о плене Ассирийском. Но, судя по тому, что говорит Бог Иеремии, и Вавилонского плена могло бы тоже не быть, или он мог бы продолжаться меньше семидесяти лет, если бы перед угрозой нашествия вавилонян народ обратился бы к Богу так же, как обратился он к Нему во время нашествия ассирийцев. В планах Божиих нет ничего заранее предопределённого, когда дело касается судьбы отдельных людей или целых народов; всё определяется лишь их духовным выбором.