Мысли вслух на 1 Ин 3:7-10
В истории Церкви было немало споров об ортодоксии, о «правой вере». Между тем, Иоанн на первое место ставит не ортодоксию, не правильные мнения (именно так буквально переводится с греческого слово «ортодоксия»), а то, что называется греческим же словом «ортопраксия», которое дословно переводится как «правильные поступки», или, беря шире, «правильная жизнь». Иоанн, впрочем, предпочитает язык иудео-христианской традиции и говорит не об ортопраксии, а о праведности (ст. 7, 10; в Синодальном переводе поступающий праведно назван «делающим правду»).
Бог и дьявол противостоят друг другу не в каких-то грандиозных битвах вселенского масштаба, а в жизни конкретных людей, в том выборе, который делает конкретный человек в той или иной ситуации, в тех решениях, которые этот человек принимает. Праведность ведь и предполагает следование Торе и соблюдение данных Богом заповедей.
Мнения же о Боге не имеют решающего значения до тех пор, пока они не сказываются на ортопраксии, будь то отношения с Богом или отношения с ближним. Казалось бы, апостол поднимает планку очень высоко, говоря, что рождённый от Бога не поступает греховно (ст. 9; в Синодальном переводе «не делает греха»). И сейчас, и во времена Иоанна всем было известно, что безгрешных людей не бывает. Исключением является лишь Сам Спаситель, но это единственный пример. Стало быть, людей, «рождённых от Бога», не существует?
Но апостол не случайно говорит о «поступающих греховно» и о «поступающих праведно» (ст. 10; в Синодальном переводе «делающих правду»). И в дохристианские времена Тора различает грех, который произошёл случайно, и грех, ставший следствием поступка, т.е. сознательного выбора, сделанного человеком в определённой ситуации. Очевидно, и для Иоанна есть разница между случайным или невольным грехом, грехом, совершённым по слабости или по ошибке, и грехом, ставшим следствием осознанного выбора. Такой грех с христианской духовной жизнью (да и с нормальной духовной жизнью вообще) несовместим.
Человеку, живущему жизнью Царства, совершить добровольный и сознательный грех просто не придёт в голову. А если всё-таки приходит, значит, он об этой жизни ещё по-настоящему ничего не знает. Речь ведь идёт не о религиозных убеждениях, пусть даже самых глубоких и правильных, а именно об опыте иной жизни, по сравнению с которой жизнь падшего мира кажется не жизнью, а лишь её бледной тенью. И, конечно, никого, кто попробовал настоящей жизни, такая тень не привлечёт и не обманет, как не обманут болотные огни того, кто видел солнце.