Мысли вслух на Рим 11:2-4
Павел говорит об ожесточении народа в том же смысле, в котором Книга Исхода говорит об ожесточении перед Богом сердца фараона (Исх. 8:15, 8:32) и для него это неотделимо от размышлений о Божьем промысле и свободе человека. Почему же ожесточается человек? По-человечески совершенно ясно, а вот почему Бог не вмешался, понять невозможно так же, как невозможно понять, почему Он не вмешался в случае с фараоном, сердце которого было в Его руке, как и сердца тех, кто встречал Спасителя во времена Его земного служения.
Апостолу очевидно лишь то, что, во-первых, ожесточились не все, и, во-вторых, не навсегда. Тут он вспоминает историю с пророком Илией, который тоже был уверен, что, кроме него, верных Богу не осталось, пока Бог Сам не сказал ему, что он не один. Что же до еврейского народа, то Павел вновь говорит об остатке в том же примерно смысле, в каком говорили о нём допленные пророки. Они ведь тоже знали, что Мессию примет не весь народ, а лишь его меньшая часть, которая должна ещё сформироваться, причём в процессе гонений и катастроф.
Так оно и получилось: ещё до плена начавший складываться остаток оказался гоним от властей, а потом, во время плена, остатком стала вся еврейская община Вавилона. И это не образное выражение: в плену евреем мог остаться лишь тот, кто сохранил веру отцов, остальные были обречены на быструю ассимиляцию. В те времена остаток выделялся по религиозному признаку, а образовавшаяся община стала поэтому общиной этноконфессиональной: евреем в послепленные времена был всякий принадлежащий к Синагоге, независимо от того, родился ли он евреем или принял иудаизм.
Но когда Мессия пришёл, оказалось, что религиозность — критерий не главный. Более того: выяснилось, что иногда именно она мешает человеку принять Мессию и войти в Царство. Павел, разумеется, прекрасно это знал, в частности, и по собственному опыту. И потому он заговорил о выделении другого остатка, который примет Мессию и станет новым народом Божьим. Но этот новый народ не замещает собой прежнего, а вырастает из него так же, как послепленное еврейство выросло из еврейства допленного. Вот только теперь главной особенностью народа становится не его религиозность, а его готовность жить по благодати.