Мысли вслух на Рим 2:12-16
Говоря о Торе (Законе), Павел, как видно, не делает исключения для язычников. Здесь апостол развивает в контексте нового, христианского откровения те представления о языческой праведности, которые были свойственны раввинистической традиции его времени. Эти представления основывались на интерпретации описанного в Книге Бытия союза-завета, заключённого Богом с Ноем.
Ной как раз и был образом праведника, не принадлежащего к народу Божию (а язычниками, с точки зрения евреев, считались все, не принадлежащие к еврейскому народу). Предполагалось, что Ной был первым таким праведником-неевреем, но отнюдь не единственным: союз Бога с Ноем открывал возможность праведной жизни всякому, кто пойдёт по его стопам. Павел идёт несколько дальше. Традиционно считалось, что Тора язычникам не дана, они к ней отношения не имеют, и соблюдение заповедей для язычника — дело исключительно добровольное.
Если язычник хочет праведной жизни, он их соблюдает, как это делал и Ной (впрочем, не в полном объёме: вторая, третья и четвёртая заповеди для язычников обязательными не были); если нет, он может жить по собственному разумению, как ему заблагорассудится. Апостол же уверен: Тора присутствует в сердце каждого человека.
Возможно, на эту мысль его навело общение со стоиками, которых он мог видеть на родине ещё до приезда в Иерусалим: стоики как раз были уверены в существовании внутреннего нравственного императива, присущего каждому, которому надлежало следовать без изъятий, не ожидая притом никаких наград за такое следование ни при жизни, ни после смерти. Конечно, язычник-стоик мог ничего не знать, и часто действительно ничего не знал, о происхождении того внутреннего императива, которому следовал.
Павел же был уверен, что тут проявляет себя нечто вроде «естественной Торы», того минимума Божьего присутствия в человеческой жизни, который у человека верующего раскрывается, давая ему возможность полноценной духовной жизни, включая и следование внутренней Торе, без которого говорить всерьёз о духовной жизни во времена Павла не приходилось. Конечно, ответственность за Тору лежит именно на евреях как на народе Божьем: ведь именно им Тора была дана явным образом и ими она была осознана как таковая.
От язычников ничего подобного нельзя было ни требовать, ни ожидать. Но зато с евреев, как с народа Божия, и спрос особый: они должны быть исполнителями Торы («делателями Закона»), должны осуществить её в своей жизни. Речь идёт, конечно, в первую очередь о внутренней Торе: Тору внешнюю соблюдал в те времена каждый еврей. Если же знающий Тору отказывается от этого, он и будет судим в соответствии с той Торой, которую знал, но не исполнял. А язычник, для которого знание Торы ограничивалось её «естественным», полуосознанным вариантом, лишится жизни, если не будет следовать своему внутреннему духовно-нравственному императиву, как о том догадывались стоики. Каждому своё, и спрос соответствует мере понимания.