Мысли вслух на Иер 2:1-37
Обличение Иеремией отступничества Израиля, которое мы находим в сегодняшнем чтении, очень напоминает то, что говорили народу другие пророки допленной эпохи. И всё же есть в этой проповеди нечто особенное. Речь идёт об отрицании народом своего греха (ст. 23). Такое отрицание в истории народа Божия встречается впервые и выглядит оно довольно странно: ведь факт участия или неучастия в языческих культах очевиден для всех; как же можно отрицать для всех очевидное?
Для понимания ситуации важно учитывать особенности религиозной политики царя Иосии, во время правления которого, по-видимому, и прозвучала приводимая здесь проповедь пророка. Иосия провёл в стране целый ряд религиозных реформ. Он ликвидировал все языческие святилища и централизовал яхвистский культ. Во время правления Иосии яхвистская религиозность снова вошла в моду, и, как бывает обычно в таких случаях, в Иудее немедленно обнаружилось множество верующих яхвистов, ещё недавно бывших язычниками.
Казалось бы, такому религиозному подъёму можно было только радоваться, и многие действительно были ему рады. А Иеремия напоминает этим недавним язычникам об их языческом прошлом, упрекая их в отступничестве. Позиция, на первый взгляд, странная. Но пророк, очевидно, прекрасно понимал то, чего не понимали другие. Он знал, что настоящее обращение к Богу невозможно без раскаяния, без полного пересмотра всей прежней жизни и без осознания своей ответственности за совершённые грехи. Но этого, похоже, как раз и не произошло: недавние язычники, в своё время легко и не задумываясь променявшие яхвизм на язычество, теперь так же легко и не задумываясь, следуя не столько голосу собственного сердца, сколько новой моде и политике властей, вновь возвращались к вере отцов.
Иеремия знал, чего стоила такая вера, ведь у него, как и у всякого пророка, были глубокие и очень личные отношения с Богом. Он понимал, что такое настоящее обращение, и ему, очевидно, претила та поверхностная религиозность, которую так любили, по-видимому, выставлять напоказ новоявленные «яхвисты». И неудивительно: ведь Бог открывал пророку сердца. А в сердце он видел всё то же язычество, лишь слегка прикрытое новой религиозной формой.