Мысли вслух. Библия за пять лет.

Мысли вслух на Числ 19:1-22

Есть в Книге Чисел, так же, как и в Книге Левита взгляд на скверну, который напоминает взгляд на заразную болезнь: скверна распространяется от одного человека к другому сама собой. Как инфекция. Более того: скверна, опять же подобно инфекции, может передаваться от одного человека к другому даже через осквернённые предметы. Что это: наивность древнего человека, вошедшая в Библию? На первый взгляд может показаться именно так, особенно на фоне тех дояхвистских и добиблейских представлений, которые мы находим в древнем мире и которые корнями уходят в эпоху предыстории.

В те времена на скверну смотрели именно как на своего рода болезнь, только не физическую, а, скорее, метафизическую, как назвали бы мы это сегодня: скверна поражала душу человека так же, как инфекция — тело, и человек впускал в себя нечто такое, что не было физической болезнью, но убивало порой не менее эффективно, чем в те же времена чума или холера. Наивность? Может показаться и так. Однако на деле всё не так просто, если вспомнить, что речь идёт о падшем человечестве и о дохристианских временах. Падшее человечество заражено смертью.

Изначально, до падения, человеку вовсе не обязательно было умирать, смерть была ему известна, но не имела отношения к его собственной жизни. После падения человек узнал смерть как часть собственной жизни, как наследственную болезнь, с которой мы все рождаемся в этот падший мир. Падший человек склонен к смерти, а падший мир в неё погружён. После прихода Христа всё изменилось — теперь смерть уже не всевластна, как это было прежде. Прежде же смерть была последним словом падшего мира, ею всё заканчивалось, и она всех уравнивала.

Жизнь до прихода Христа была в нашем мире не правилом, а исключением, тем счастливым для человека исключением, которое не было сообразно его собственной природе и потому не могло длиться долго. Скверна и была этим повседневным и универсальным проявление смерти — она порождала грех и сама порождалась грехом, но она порождала также болезни, распад всякого рода, вообще то, что мы сегодня назвали бы энтропией во всех возможных её проявлениях.

Человеческая природа после падения была сообразна смерти больше, чем жизни — и она подхватывала смерть, как только с ней соприкасалась. Для падшего человека соприкосновение со смертью в любой её форме было тем же, чем для человека с ослабленным иммунитетом вхождение в туберкулёзный барак: никаких шансов выжить у него не оставалось. Отсюда такая, могущая нам показаться преувеличенной, боязнь всякой скверны: ведь соприкосновение с ней было для яхвиста равнозначно соприкосновению со смертью и с невозможностью богообщения.