Мысли вслух на Лев 21:1-24
Для священников нормы и правила ритуальной чистоты были всегда особенно жёсткими. Оно и понятно: речь ведь шла о людях, которые во всё время своего служения оставались у алтаря, не покидая двора Скинии или (позже) Храма. Для таких людей все послабления, связанные с сохранением чистоты, в идеале исключались полностью, в реальности же сводились к минимуму. В падшем мире человеку вообще невозможно избежать нечистоты полностью. Нечистота в нём — следствие падения. Бог, само собой понятно, не творил ничего нечистого, и для Него мир остаётся чистым так же, как он остаётся для Него Царством.
Нечистота существует для нас и нашего мира постольку, поскольку мы отделились от Бога, отделив от полноты Царства и ту часть мироздания, которую нам удалось увлечь за собой. Вот эта отделённость и порождает в мире нечистоту — она есть следствие разорванности мира и отпадения его от Бога. Формы её разнообразны, но все они так или иначе суть проявления той смерти, которая вошла в мир вместе с грехом. Человек несёт эту смерть в себе — и потому грешит, актуализируя в себе то, что лишает его жизни. Так было всегда, и так будет до полного преображения человеческой природы; но до прихода Христа на человека достаточно сильно воздействовала и нечистота мира, поскольку она была миру свойственна.
Это воздействие накладывалось на то действие в человеке его собственного греха, которое было для него основным источником осквернения. Для человека, условием служения которого являлось состояние освящения, было абсолютно необходимо минимизировать всякое осквернение — как то, что исходит от его собственного греха, так и то, которое связано с воздействием внешней нечистоты. Отсюда и более жёсткие правила ритуальной чистоты для священников — им нельзя было оскверняться даже на время, даже в тех случаях, когда для других это было приемлемо.
Оттого-то и нельзя было нести священническое служение человеку физически неполноценному — всякая такая неполноценность воспринималась как проявление всё той же скверны, присутствующей в мире. Человек, разумеется, никоим образом не был виноват в том, что испытал её воздействие, но оно тем не менее делало его непригодным к служению так же, как те или иные физические недостатки могут сделать человека непригодным для какой-нибудь специфической работы, требующей абсолютного здоровья или каких-то особых физических данных.