Мысли вслух. Библия за пять лет.

Мысли вслух на Быт 1:1-2:3

На первый взгляд библейская Поэма творения может показаться текстом чисто мифологическим, многие именно так его и рассматривают — как древний миф, попавший в Библию потому, что других вариантов космогонии — учения о происхождении мира — в древности не существовало. Есть, наоборот, и такие читатели, кто уверен: библейская Поэма творения — история, которую надо понимать буквально, так, как она написана.

Что же имеет в виду автор поэмы? И когда она была написана? Общепринятым среди исследователей Библии сегодня является мнение, что эта поэма, как и весь так называемый Пролог Книги Бытия (первые одиннадцать глав книги) появилась в Вавилоне во времена Вавилонского плена. В эти времена люди знали о мире уже вполне достаточно для того, чтобы отказаться от мифологической его картины. Дело явно не в том, что у автора не хватало средств для описания той реальности, которую он хотел описать.

Он просто использует традиционный язык так называемой космогонической поэзии своего времени — в его времена уже были поэмы, повествующие о происхождении и становлении космоса, и автор создаёт яхвистский вариант такой поэмы. Не случайно он начинает историю мира с Бога, творящего «небо и землю». Как бы ни понимать эти «небо и землю» (а понимали их очень по-разному), ясно одно: речь идёт о мироздании во всей его полноте и цельности.

Можно, разумеется, эту цельность разрушить — во втором стихе первой главы как раз и говорится о «земле», оторванной от «неба», о разрушенной цельности — тогда в мире появляется хаос. Точнее, в хаос погружается как раз оторванная от целого часть — она становится бесформенной и бескачественной («безвидной и пустой» Синодального перевода).

Именно такой и становится «земля», оторванная от «неба», часть мироздания, отделённая от целого. А затем разворачивается величественная картина творения — уже в пространстве и во времени, которые появляются вместе с самим творением. И творение это заключает в себе некую драму, которую автор поэмы не описывает прямо, но на которую намекает: вначале, в «первый день», творение всё пронизано светом — не физическим светом, а светом Божьего присутствия, которое в яхвистском духовном опыте нередко сопровождается сиянием.

А вот на «второй день» в мире что-то происходит: на смену сияющему «единому дню» (именно так: единому, а не первому в череде других дней) приходит хаос. В мир врывается вода — та самая вода, которая упомянута в описании оторванной от «неба» «земли», вода как символ хаоса. Бог же преодолевает этот хаос, полагая ему предел и творя мир как бы заново — внутри воды, созидая там, в созданном Им внутри хаоса пространстве, новый мир, в котором нам и довелось жить. Там, в этом новом мире, появится и человек, чтобы в свой черёд включиться в драму мироздания, где у него будет особая роль — и лишь от самого человека будет зависеть, как он её исполнит.