Мысли вслух на 2 Фес 2:1-12
В своём втором послании фессалоникийской церкви Павел вновь возвращается к вопросу о конце времён и о возвращении Спасителя. По-видимому, вопрос этот не переставал волновать фессалоникийских христиан, вероятно, не оставлявших надежды вычислить точную дату Второго Пришествия, которое, очевидно, представлялось им событием совсем недалёкого будущего (ст. 1 – 2). Апостол же обращает внимание адресатов своего послания на то, что возвращение Мессии — событие закономерное, оно может произойти лишь тогда, когда в ходе мировой истории завершатся некие духовные процессы, которые идут своим чередом при участии живущих на земле людей, выбор которых и определяет их течение. При этом становится очевидным, что в своём видении исторического процесса Павел весьма далёк от столь широко распространённой сегодня идеи духовного или нравственного прогресса.
Впрочем, и о регрессе апостол тоже ничего не говорит. Судя по его словам, речь скорее должна идти о некой поляризации к концу земной истории противостоящих друг другу духовных сил, которая достигнет пика как раз к моменту возвращения Спасителя. Так, Павел упоминает о неких скрытно действующих в мире силах, противостоящих Торе («тайне беззакония»), которые не могут раскрыться во всей своей полноте лишь потому, что в их среде ещё не появился тот, кто объединит их вокруг себя (ст. 6 – 7; по смыслу греческого текста ст. 7 говорит о тайных силах беззакония, которые сдерживаются тем, что в их среде ещё не появился некто, кому предстоит стать их центром и кого в Синодальном переводе называют «удерживающим», т.е., в данном случае, тем, на ком всё держится). Как видно, этого объединителя всех противостоящих Богу сил отличает, прежде всего, отрицание Торы и её норм, так, что Павел прямо называет его «человеком беззакония», обречённым на гибель («сыном погибели»), подразумевая под Законом Тору, как и во всех других своих посланиях (ст. 3; в Синодальном переводе «человек беззакония» называется «человеком греха»). Неудивительно, что последовательное отрицание Торы приводит отрицателя к тому, что он ставит себя на место Бога, пытаясь опровергнуть саму возможность существования в мире чего бы то ни было священного (Павел образно говорит о нём, что он «сядет в Храме», т.е. на месте присутствия Божия, «выдавая себя за Бога», ст. 4). Вся эта образность восходит, несомненно, к Книге Даниила, которая, в свою очередь, отражает реалии эпохи правления сирийского царя Антиоха Эпифана и маккавейских войн; именно Антиох Эпифан, всерьёз считавший себя сыном Зевса, потребовал, чтобы во дворе Иерусалимского Храма были установлены алтари, посвящённые Зевсу и ему самому с тем, чтобы им обоим оказывались божеские почести. Неудивительно, что история Антиоха Эпифана и его поражения стала символом торжества Бога над Своими врагами, который был хорошо известен первым поколениям христиан.
К этому символу обращается и Павел, для которого Антиох Эпифан со своим требованием божеских почестей становится прообразом тех сил, которые в конце времён бросают вызов Богу, действуя уже не тайно, а совершенно открыто (ст. 8 – 10). Как видно, конец времён наступает тогда, когда и силы Царства, и силы тех, кто ему противостоит, выявляются в мире до конца, так, что все прежде использовавшиеся маски оказываются сброшены. И дело тут, конечно, не в том, что эти маски мешают Богу различать Своих врагов. Дело, как видно, в том, что сброшенная маска означает окончательный выбор. Тогда и наступает день Суда, не потому, что Бог не хочет больше ждать, а потому, что ждать больше нечего. Выбор сделан. Теперь остаётся лишь встреча с Богом лицом к лицу, встреча, во время которой Бог даст окончательную оценку сделанному выбору, определяя судьбу каждого в вечности.