Мысли вслух на Ис Нав 8:1-35
После взятия Ая Иисус Навин распорядился построить неподалёку от города особое святилище, связанное с ритуальными благословениями и проклятиями. Благословения и проклятия должны были звучать каждое со своей стороны, и само святилище должно было таким образом напоминать о том, что Божий путь, путь Торы, путь праведности предполагает постоянный выбор между добром и злом, благословением и проклятием, жизнью и смертью. Не случайно это святилище появляется именно после взятия Ая.
Ай был крупным городом, взять который было далеко не просто, и во время штурма города Божье вмешательство в события стало для всех очевидным. Иисус Навин во время штурма города и последующего преследования бегущих протягивает руку с копьём в сторону города, а затем в сторону преследуемых так же, как когда-то Моисей протягивал руку с посохом в сторону напавших на лагерь евреев кочевников пустыни, с которыми сравнительно ещё совсем недавно вышедшим из Египта людям пришлось воевать.
Иисус Навин здесь изображён продолжателем Моисеева дела и преемником Моисея еще и в отношении той силы, которая была дана ему Богом так же, как когда-то она была Им дана Моисею. Есть, однако, одно важное обстоятельство: успешному штурму города предшествовало поражение, которое было связано с нарушением наложенного на взятый ещё раньше Иерихон херема, или заклятия. Это нарушение осквернило не только самих нарушителей, но и весь народ, что и привело поначалу к поражению под Аем: Бог ведь не может присутствовать среди народа, в котором есть осквернённые, а значит, не могущие освятиться люди. Скверна и Божья святость несовместимы — потому и оставляет Бог Свой народ.
Ситуацию исправило освобождение от скверны — в данном случае через смерть осквернившихся. Вот и святилище, сооружённое неподалёку от только что взятого Ая, должно было напоминать о святости и скверне, о богообщении как о жизни и о скверне как о смерти. Такое напоминание было весьма своевременным: ведь завоевание только ещё начиналось, впереди была большая война, выжить в которой и пережить которую можно было лишь с Богом, при Его помощи и с Его участием — а значит, в жизни народа не должно было быть места ничему такому, что могло бы богообщению помешать.