Мысли вслух на Дан 11:1-20
Как видно, все видения Книги Даниила так или иначе связаны с событиями послепленной эпохи, с эллинистическими временами. Именно история эллинистических государств рассматривается в книге особенно подробно. Вот и в одиннадцатой главе книги речь идёт о так и не успевшей по-настоящему состояться империи Александра Македонского, вскоре после смерти своего основателя распавшейся на отдельные царства — очевидно, имеются в виду эллинистические государства, власть в которых досталась представителям ближайшего окружения Александра. А северный и южный цари — правители, соответственно, Сирии и Египта, постоянно воевавших между собой.
В частности, Иудея, так же, как и вся Палестина, переходила из рук в руки: вначале она входила в состав Египта, а потом была отвоёвана у Египта Сирией, так, что ко времени правления Антиоха Эпифана, при котором начались гонения на Синагогу, она уже находилась в составе Сирии около столетия. Такое внимание к эллинистической эпохе обусловлено не только тем фактом, что речь идёт об эпохе, которую современники автора Книги Даниила считали своей (а более ранние времена и эпохи воспринимались ими как «древность»).
Дело было ещё и в том, что после начала гонений на Синагогу при Антиохе Эпифане стало ясно: речь идёт о временах мессианских. И сами гонения Антиоха воспринимались как «мессианские бедствия» — так назывались те испытания, которые, согласно общепринятым в те времена мессианским представлениям, должны предшествовать приходу Мессии и мессианской войне. Вся эллинистическая эпоха воспринималась в таком контексте как преддверие мессианских времён, мессианского Царства.
Процессы, в ней протекавшие, включая (и даже в первую очередь) политические, воспринимались как провиденциальные. Как возвращение в своё время евреев на землю отцов стало началом той финишной прямой, которая вела прямо к порогу нового, мессианского Завета, так и воцарение Александра Македонского вело прямо ко временам «мессианских бедствий», определивших и на уровне земной истории обусловивших их начало. Так в одной точке встречались, сталкивались две истории: история мира, лежащего во зле, и история Царства, стремящегося в этот мир войти.