Мысли вслух на Иов 14:1-22
Обращаясь к Богу, Иов, конечно, прекрасно осознаёт ту дистанцию, которая разделяет человека с Богом. Дистанцию не только в могуществе, но и в праведности. Он знает, что полнота праведности — у Бога. Вернее, что Он Сам и есть полнота праведности. И, конечно, человек перед Богом нечист. И дело тут не в одних грехах. Нечистота и грех — не одно и то же. Нечистота — всё вообще, что может помешать человеку освятиться.
Но нечистота сама по себе, если не предпринимать никаких мер для того, чтобы от неё избавиться, становится грехом. Образно говоря, нет никакого греха в том, чтобы испачкаться, занимаясь грязной работой, но вот оставаться грязным сверх необходимого для такой работы времени — уже грех. Так на это смотрели во все времена. Но тогда, когда была написана Книга Иова, появилось ещё кое-что: мысль о необходимости хранить не только чистоту, но и то состояние освящённости, которое свойственно пребывающим у алтаря Божия. Это был идеал праведности.
Об этом заговорили ещё до плена, когда прозвучало знаменитое «будьте святы потому, что свят Я, Яхве, Бог ваш». А после плена праведность уже и не мыслилась вне такой святости. С нечистотой она была уж вовсе никак не совместима, а человеку не оскверняться совсем можно было, только если вообще не жить. И Иов всё это, разумеется, прекрасно понимает. Он понимает, что не дотягивает до Божьего идеала и может предъявить Богу лишь идеал человеческой праведности. По крайней мере, как сам он, Иов, его понимает. Но Божий идеал недостижим в принципе.
Если Бог поставит вопрос так, человек в любом случае окажется виновен. Но что же тут поделать? Иов верит в день Суда и во всеобщее воскресение в этот последний день. Если бы можно было как-то законсервироваться, очиститься, освятиться, стать совершенным праведником, а потом сойти в шеол и там, уже не живя, а значит, и не оскверняясь больше, дождаться того самого дня всеобщего воскресения! Тогда человек вышел бы в этот день во всей возможной для него чистоте и святости и таким предстал бы перед Богом.
Если бы только не надо было таскать сияющие белые одежды по жизни, пока они не посереют от пыли и не почернеют от грязи! Если бы в лучшие мгновения праведной жизни Иова Бог бы спрятал его, как сокровище в сокровищницу, и он, Иов, пролежал бы там спокойно до тех пор, пока Бог снова не захочет увидеть его праведность в последний день! Но Богу, кажется, ничего такого не надо. Почему же Он не хочет самого лучшего, чистого, праведного Иова и бросает его в жизнь, где его праведность неизбежно пачкается нечистотой мира сего? Иов не может этого понять.