Мысли вслух на Откр 6:1-17
В контексте символики, связанной со свитком и с печатями, становится очевидно, что снятие печатей означает не что иное, как откровение Царства, раскрывающееся непреображённому миру. Об этом же свидетельствуют и упоминаемые в тексте книги «всадники»: небесный всадник уже в раннепророческих видениях связывался с полученным непосредственно от Бога указанием или откровением. Как видно, и в Книге Откровения появление всадников предполагает откровение или провозвестие. Но здесь, как видно, речь идёт не об одном провозвестии, а, как минимум, о четырёх. Первый из всадников, белый, по-видимому, символизирует собой то благовестие Царства, которое немыслимо без свидетельства о победе Воскресшего над смертью и о грядущем торжестве Победителя над теми, кто противостоит Ему в нашем преображающемся, но ещё не до конца преображённом мире (ст. 1 – 2). А мир противопоставляет этому благовестию своё, свидетельствуя, разумеется, не о Царстве, а о том, что он может ему противопоставить. И прежде всего речь идёт о силе, той физической или военной силе, которая, на первый взгляд, безраздельно властвует в непреображённом мире.
Её, как видно, и символизирует всадник с мечём, отнимающий мир у земли (ст. 3 – 4). Но сила меча — не единственное, что может противопоставить непреображённый мир Царству. У него есть иная сила, подчиняющая себе силу меча: сила экономической и финансовой системы, власть денег, которую символизирует третий всадник (ст. 5 – 6). И если огненно-рыжий цвет второго всадника напоминает о войне, то чёрный цвет третьего всадника как бы контрастирует с белым всадником, благовествующим Царство: именно чёрный всадник, как видно, и олицетворяет ту силу, которая в непреображённом мире противостоит Царству в первую очередь, противостоит каждодневно и ежечасно на протяжении всей человеческой истории. Но и это ещё не всё, что непреображённый мир может противопоставить Царству. Последний его аргумент — сама смерть, неумолимая и неизбежная, власть которой распространяется лишь на четверть мира, а не на весь мир целиком, только потому, что она ограничена свыше. Её символизирует «бледный» (по смыслу соответствующего греческого слова, белёсый или бесцветный, как тень, вышедшая из царства мёртвых) конь, несущий с собой Аид («Ад»), который в еврейских книгах Библии назван шеолом, царство смерти, мир теней, откуда никому нет возврата (ст. 7 – 8). Сила меча, сила денег и окончательное торжество смерти над жизнью — вот то, чем отвечает мир на провозвестие Царства. И противостояние между ними продолжается на всём протяжении христианской истории, с течением времени отнюдь не утихая, а, наоборот, лишь обостряясь и усиливаясь.
Не случайно после снятия пятой печати апостол видит тех свидетелей, которые за верность Христу и Царству заплатили собственной кровью: ведь вся история Царства, раскрывающегося в мире, который ему противостоит, неизбежно становится именно историей исповедничества и мученичества, и небесная Церковь состоит по преимуществу из исповедников и мучеников (хотя бывали, конечно, и исключения) (ст. 9 – 11). Собственно, история святости, из которой вырастает Церковь, и есть подлинная история христианской эпохи, духовная динамика которой так ясно выражена явлением четырёх всадников. И лишь тогда, когда история святости оказывается завершённой, а противостояние между Царством и теми, кто ему противостоит, достигает пика, наступает день Суда, который открывается миру так, как описал его ещё Исайя Иерусалимский (ст. 12 – 17; ср. Ис. 2 : 12 – 22). Это не естественное завершение истории, это её разрыв, происходящий вследствие прямого вмешательства Бога в ход вещей, который необходимо изменить, притом изменить кардинально.