Мысли вслух на Дан 10:1-9
Апокалиптические видения нередко содержат образы, нелегко поддающиеся пониманию. Тут действительно мало только увидеть, для того, чтобы понять и осмыслить увиденное, нередко нужно особое откровение (ст.1). И, конечно же, всякое такого рода откровение предполагает желание и готовность получить ответ на заданный Богу вопрос и принять его. Показателем такой готовности становится нередко строгий пост, подобный тому, которым постился Даниил перед полученным им видением (ст. 2 – 5). Надо заметить, что как в яхвизме и иудаизме, так и в раннем христианстве пост всегда был связан с печальными или траурными событиями и датами. Герой Книги Даниила не исключение: как станет ясно из полученного им откровения, он скорбел за свой народ, находившийся тогда далеко не в лучшем положении. Конечно, искать исторической конкретики или достоверности в рассказе автора книги в данном случае не приходится, а вот исторических аллюзий в нём более, чем достаточно: его Даниил скорбит, конечно, не о тех, кто жил в эпоху персидских царей, а о тех, кто подвергался гонениям при Антиохе Эпифане.
Но Персидская империя, которая в исторической памяти евреев II в. до н.э. уже сливалась воедино с завоёванной ею Вавилонией, к этому времени стала (как и сам Вавилон) символом земной власти, бросившей вызов Богу и ополчившейся против народа Божия. И то, что Даниил получает своё откровение на берегу Тигра, в самом сердце богоборческой империи (ст. 4), должно было, без сомнения, ассоциироваться у читателей книги с теми откровениями, которые получали пророки и визионеры-апокалиптики в разгар сирийских гонений. Что же касается внешнего вида явившегося Даниилу вестника Божия, то он вполне соответствует апокалиптической визионерской традиции: весь его облик загадочен и полон пугающего величия, вызывающего у визионера священный трепет (ст. 5 – 9). Конечно, в таком случае встаёт закономерный вопрос: если дело лишь в религиозной традиции, не означает ли это, что и сами ангелы суть не что иное, как символы или аллегории? Ответить на этот вопрос непросто, и прежде всего потому, что в разных библейских книгах под словом «ангел» понимаются разные вещи: иногда «ангелом» называют богоявление, видимое человеку присутствие Божие, иногда же — сотворённых Богом разумных существ, в отличие от человека, чисто духовных.
Нетрудно, однако, догадаться, что в обоих случаях речь идёт не о символе, а о реальности, хотя и различного порядка; что же до её внешнего вида, то он, судя по всему, что нам известно из библейских книг, действительно может меняться, приноравливаясь к возможностям человеческого восприятия. Какой Бог на самом деле, знает лишь Он один; нам же Он открывается так, чтобы мы могли Его увидеть и услышать. Ангелы не Бог, но, по-видимому, о том, каковы они на самом деле, какими их видит Бог или какими они сами видят друг друга, мы не узнаем, по крайней мере, в этом мире; нам же они, как и Бог, открываются такими, чтобы мы могли их увидеть и услышать, а заодно и вспомнить о чём-то, о чём они хотят нам напомнить своим внешним видом. И тогда даже внешний вид вестника Божия становится частью той вести, которую он нам несёт.